Лунные сказания ЗМЕЯ

Вся эта симуляция требовала постоянного выхода за рамки ограничений, которые другие так и норовили прописать тому, кто не собирается жить по чужому указанию. Но вскоре по тому, как наращивалось сопротивление и избегание, Змея обнаруживала следы попирания своих прав во всем, начиная отбиваться направо и налево, чтобы завоевать себе свободу от остроты впечатления, преследовавшей ее.

Но соблазн, искушение и вся истерическая форма заинтересованности требовали погрузиться и утонуть в либидозно-вожделенном. Змея, чтобы скрыть свое «кровоточащее противоречие», продолжает схватки во имя самоутверждения, совершая в знак протеста бессмысленные поступки, отравленные ложным драматизмом в своем бутафорском притязании на величие.

Мученик предприимчивости, из всех отношений, в которых, по сути, бессознательно погряз в силу зависимости, случившейся с первого мгновения, он, как наркоман, севший на иглу, творит повседневный шок, пытаясь сразу же с нее соскочить. И как раз эта же неосознанность и ее противоречие порождает потрясающую, вероломную тягу к тому, что было бы вполне естественным и невинным, если бы не моторно-двигательная истерия, как сигнал, чтобы начать дергаться, зарабатывая при этом высоконравственную идиотию.

Такой романтизм саморазрушения является эмоциональной наркоманией, которая переводится как пиршество любви, настоящая эмоциональная оргия, причем на ровном месте, рассказывает историю неспособности присутствия в отношениях. Здесь, на этой сцене взаимоотношений, идет постоянная смена декораций, чтобы не было никакого шанса узреть отсутствие элементарного навыка владения собой в присутствии зеркала того, к кому вы испытываете чувства.

И это сокрытие часто сопровождается машинальной агрессией, репрессивной сексуальностью, невидимым насилием, местечковой этикой, выкручиваньем рук под наркозом ласки, истязанием, пренебрежением, молчанием и лишением постельных удовольствий, любованием несчастьем. Приученного фабриковать понятия, слова и чувства, мы получаем человека, дезориентированного в происходящем, морального дальтоника, но одержимого в попытке компенсировать и сложить картинку отношений так, чтобы она не распадалась, а оставалась неподвижной, статичной. Эдакий мужской пафос созидания, который совсем не безобиден и подводит к печати бесцельного зверства.

Женщины Змеи эмоционально неустойчивы, впечатлительны и не сдержаны в своих проявлениях. Для обоих полов характерен большой эротико-сексуальный потенциал. Это для них – опьяняющий эфир, ради которого инфантильное желание стремится соответствовать объекту обожания и закрепить сладость рабства за собой, как право сильного. Параноидально-возвышенная натура.