Спалить себя в сексе

И немудрено: когда мы избираем приемлемый для нас способ жизни, он глубоко укореняется в нашей психологии, а уж потом в силу развитого интеллекта мы под это подведем крепко сколоченную идеологию, таким образом создав единство, чтобы не существовало никакого расщепления по поводу того, так это или нет. И тогда мы свободно, как истинный творец, можем искусно заниматься любимым делом и строго следить за быстрой сменой партнерш.

Во-первых, чтобы строить из себя ловеласа при такой наполняемости сексуального рынка и таком разнообразии поставляемых секс-услуг, мужчина должен выделяться из толпы, должен быть крепким и не менее похотливым. А уже сама похотливость заставит его ум одержимо работать в режиме неуемного желания, бесконечно и разнообразно заниматься сексом, зарабатывая при этом синдром донжуана. Не внося в свою жизнь осознанность, разыгрывая себя через сексуальную зависимость, которая несет самозабвение – наркотическое опьянение, мужчина умудряется снимать сливки отражений себя женщинами, которые ведутся на такого искушенного игрока. Облагодетельствовав их собою, собрав полный урожай отражения своей непревзойденности, он устремляется к следующей жертве.

И спешит он не напрасно. Ведь если он помедлит, то песнопения в его честь закончатся и закончится вся сексуальная поэзия, обнажится проза и начнутся женские притязания, потому что «медовый месяц» закончился и проступила реальность борьбы двух борцов любовного сумо. Он боится отравиться женщиной. Он сошелся с ней накоротке, но она остается для него незнакомкой и поэтому так остро и волнительно отражается в нем, поддерживая темноту бессознательного, наращивая и поддерживая огонь вожделения и похоти.

Весь из себя, ратующий за свободу, он таким образом мстит женщине за свою несвободу. Его сексуальная множественность растет и разрастается метастазами, требуя от него сексуального гона независимо от него самого. На определенном этапе он начинает осознавать, что боится самого себя; он не может остановиться – при малейшей остановке он проваливается глубоко в себя, как в бездну. Таким он себя боится смертельно. Научившись только бить в бубен любви, он еще с большим шумом продолжает делать это.

Но вдруг замечает, что неудовлетворенность и мучительность собственного существования растет, тьма сгущается, а хоровод женщин, задействованных в сексуальных игрищах, начинает сливаться в единое серое полотно. Он перестает различать, кто, зачем и для чего. И тогда он пугается не на шутку.